Хохма пар экселянс, или 660 страниц еврейской мудрости
Вероника Гудкова  •  7 февраля 2007 года
Шлимазл Кон, не по годам рассудительный малыш Мориц – еврейский Вовочка, незадачливые дельцы Блау и Грюн, жители Хелма и фрау Поллак фон Парнегг, выкрещенная еврейская дама из богатейших слоев венского общества...

«Эссеист и собиратель еврейских анекдотов Александр Московский писал: «Еврейский анекдот с еврейским акцентом – это то, что нееврей не поймет, а еврей уже слышал».

 
Но помилуйте, кто же не слышал еврейского анекдота? «Кто ж не знает старика Крупского?»… Между прочим, если верить составителям сборника «Еврейское остроумие», в оригинале было – «Кто же не знает старика Клозета?»: первый главный герой истории выходит из двери с соответствующей надписью, где его и настигает второй главный герой, желающий втереться в доверие. В анекдоте не главных героев не бывает: историю столько раз пересказывают, что лишнее отшелушивается за ненадобностью, а тот, кто не способен понять квинтэссенцию байки, в свою очередь становится героем анекдота про тупицу.

Самое удивительное при чтении этой книги (точнее, очень полного, подробного и наукообразно структурированного по разделам исследования – «Молитва и ритуал», «В дороге», «Межконфессиональное» и т.п.) – обнаружить, что едва ли не все знакомые не с детства анекдоты когда-то были придуманы в еврейском варианте. Если для «соли» истории не обязательны хрестоматийные «Аб’гам» и «Ca’гочка» и если смысл анекдота не «крутится» вокруг особенностей иудейского ритуала, то еврейские имена и реалии легкозаменяемы. «Хохма» (на иврите это слово означает «мудрость») оказывается абсолютно универсальной.

«Еврей рассказывает в вагоне еврейские анекдоты. Сидящий там же христианин просит:
- Расскажите хоть раз нееврейский анекдот!
- Хорошо, - говорит еврей и, немного подумав, начинает:
- У Северного полюса эскимос встречает очаровательную молодую эскимосочку и говорит: «Сарочка, по дороге в
бейс-мидраш…»

Надо сказать, что очень во многих историях «хохмачное» и в самом деле на редкость поучительно. Что, впрочем, не удивляет – ведь самые большие глупости совершаются с серьезным выражением лица.

«В чем разница между израильтянином и евреем? Израильтянин – это хороший человек, который дает деньги в долг. Еврей – это плохой человек, который требует, чтобы долг вернули».

Ольгерт Либкин, директор издательства «Текст», рассказал мне, что жители Германии – притом не только уцелевшие после Холокоста евреи или вернувшиеся после войны на «постисторическую» родину их потомки, но и собственно немцы – к еврейскому наследию, в том числе и фольклору, относятся с большой бережностью. Возможно, из чувства вины. Возможно, сознавая грустный факт: не так уж много осталось того, что можно и нужно сохранять.

Сборник «Еврейское остроумие» составила как раз жительница Германии, собирательница фольклора Зальция Ландман. Во вступительной статье она рассматривает источники «хохм» и причины их возникновения. Ландман искренне считает, что поводом к шутке у восточноевропейских и немецких евреев были исключительно или почти исключительно страх перед будущим, самоирония и фатализм. Состояние угнетенности и беззащитности не свойственно израильским евреям, и поэтому, делает вывод госпожа Ландман, в Израиле нет или почти нет еврейских анекдотов, а с исчезновением последних следов национальных различий между репатриантскими диаспорами анекдот в Израиле и вовсе прикажет долго жить: «Израильская молодежь его не воспринимает».

Кстати, те израильтяне, у которых я спросила, правда ли это, сначала долго хохотали, а потом заявили, что подобное предположение – самая смешная «хохма» в сборнике. Ну, как говорится в старой еврейской поговорке, их бы слова – да Всевышнему в уши.

«У Стены Плача в Иерусалиме старый раввин стонет:
- Боже, дай мне жить со своими!
Рядом стоящий вмешивается:
- Ребе, почему вы жалуетесь? Здесь же кругом свои!
Ребе смотрит на него, не понимая:
- Ты что, мешуге? Все мои в Голливуде!»

Про Всевышнего и все, что с ним связано, вообще много анекдотов. Это понятно: люди шутят о том, что является частью их жизни, а излишняя сакрализация и «неприкосновенность» каких-то тем – всего лишь доказательство того, что они перестали быть частью повседневной жизни и превратились в неприкосновенные (и никому поэтому не нужные) символы. В религиозных анекдотах главные персонажи – священнослужители и нищие ешиботники, студенты-талмудисты, которых – по религиозной заповеди-мицве – благочестивые состоятельные евреи должны были принимать на постой и кормить. Забавно, но неудивительно – вот оно, взаимопроникновение культур! – что сюжеты анекдотов о раввинах, ешиботниках, синагогальных служках, канторах и резниках часто напоминают, если не повторяют, короткие русские и украинские побасенки о малограмотных попах, пьющих и блудливых дьяконах и голодных вороватых семинаристах.

«Благочестивый житель местечка добровольно берет на себя роль ((http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=14402&query=ХАЗАН хаззана)) в синагоге. Поет он отвратительно. Но ни у кого не хватает смелости сказать ему об этом. Наконец за дело взялся старик Гершкович. Он приходит к хаззану с парой драных башмаков и просит: - Поставь мне новые подметки! - Я вам что, сапожник? – презрительно отвечает тот. - Не смеши меня! Нет, ты хаззан!».

Это «не смеши меня» - тоже знаковая вещь. Как в СССР рассказывали анекдоты от имени «армянского радио», про Вовочку или «про Петьку и Василь Иваныча», так и у еврейского анекдота есть традиционные вводные и финальные реплики, фигуры умолчания и, конечно же, главные герои – не только «Аб’гам» и «Ca’гочка», но и разбитной шлимазл Кон, не по годам рассудительный малыш Мориц – еврейский Вовочка, незадачливые дельцы Блау и Грюн, жители Хелма – фольклористы сравнивают Хелм с Габрово из болгарских анекдотов – и, конечно же, фрау Поллак фон Парнегг, выкрещенная еврейская дама из богатейших слоев венского общества. Кстати, она, как и «Василь Иваныч», существовала в действительности, а когда Вену заняли фашисты, покончила с собой.

Составительница сборника «Еврейское остроумие» считает, что еврейский анекдот обречен. А мне же, напротив, кажется, что он вечен – просто потому, что его сущность, в какие формы ее ни облекай и какими именами ни нарекай героев «хохм», остается прежней. И в Израиле, и в других странах еще достаточно остроумных евреев, чтобы придумывать анекдоты, и ценящих шутку неевреев, которые запоминают истории и пересказывают их. А если при этом герои случайно меняют имена – ну что ж, фольклор на то и фольклор.