ОПЛЕУХА, ИЛИ КАК Я ЧУТЬ НЕ СТАЛ ПОСЛЕДНЕЙ ЖЕРТВОЙ
КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ СТАЛИНА

В 1950 году мне предоставился шанс повторить подвиг Павлика Морозова. К счастью, я его упустил. О чем до сих пор не горюю. А на подвиг вдохновил отец. Ужравшись на 5-летие Победы с однополчанами, он орал, что Сталин – трус и подонок, нарочно сливал немцам армию и сдавал полстраны, потому как боялся войны и снюхался с Гитлером о перемирии. Дабы сохранить власть и выждать за Волгой, пока Америка и Англия не сокрушат фюрера.

Я был в шоке. Но до Павлика Морозова не дорос. Может, потому, как в пионерскую организацию имени Ленина проник с черного хода, без «Торжественного обещания» быть «Всегда готовым!». Конечно, не намеренно, так уж случилось: в школе не приняли за какую-то текущую провинность, а в пионерлагере вожатая рявкнула «не морочь голову, попал в лагерь – значит, пионер, пусть мать привезет галстук». В школу вернулся при красном галстуке, дрожа от страха разоблачения. Но никто ничего и не вспомнил, меня не только не изобличили, а ещё, как отличника, избрали звеньевым. Зато в комсомол поступил с парадного хода, вызубрив все ордена, которые Партия скрупулезно отстегивала за каждый подвиг своей боевой карманной смене.

... И вот я, тогдашний, пионер – не пионер, услыхавши столь крамольные отчие речи, пришел в ужас. Но благоразумно не побежал стукнуть на отца Куда Надо - нашептал мамочке о бесчинстве родителя. Мамочка отобрала у распоясавшихся стратегов выпивон и разогнала боевую кампанию, а на следующий день протрезвевший папаня поговорил со мной по душам, и дальше я жил с правдой о Сталине. Как конченном трусе да сволочи. Когда же Иосиф Виссарионович, по-современному, «склеил ласты», я оказался обделённым своей пайки всенародной скорби. Кстати, введенной в стране лишь 9 марта 1953 года - на пятый день после безвременной кончины Вождя и Лучшего Друга писателей да физкультурников.

Почему народу не донесли горькую правду сразу? Это уже потом выяснилось: Товарищи Берия, Хрущев и иже с ними провели у Смертного Одра № 1 четверо бессонных суток в невиданном ужасе, опасаясь воскресения своего бога аки Иисуса. Когда же трупный запах усилился до невозможного, Товарищи, нанюхавшись, окончательно уверовали в кончину Любимого Вождя.

С одной стороны, они вздохнули с облегчением, спев хором подобающую случаю любимую революционную песню Ильича:

«Наш враг над тобой не глумился.
Вокруг тебя были свои.
Мы сами, родимый, закрыли
Орлиные очи твои.»

Правда, со стороны другой, те же Товарищи были вельми разочарованы, ибо за многая лета заверений в бессмертии Вождя намертво свыклись со своей ложью.

... Вот потому в стране лишь после почти недельной паузы было объявлено Всенародное, и Школьное тоже - Горе. В актовом зале 11-й средней школы Киева открылся жутко траурный митинг. Траурнее был только подобный Митинг №1 – в честь Ильича в 1924 году. Когда, если Маяковский не приврал, «ужОс из железа выжал стон – по большевикам пошло рыданье.»

... Из-за невиданного доселе аншлага школьный зал был забит до упора. Всем "местов" не хватило, и ко мне, восьмикласснику, на стул подсел старший товарищ из девятого класса. А, подсев, начал подсиживать, тесня к краю. Уже тогда он повёл себя так, как сегодня палестинцы - с Израилем. Правда, он не ставил под сомнение само моё существование и не угрожал сбросить в море. Но оказаться на полу тоже не хотелось.

Завуч рабиновичИ вот диспозиция маслом: на сцене – траурные речи, слёзы, клятвы верности как лично Вождю, так и его Учению. А на стуле, сделавшимся спорной территорией, – тихая, но напряженная возня. Девятиклассник молча меня теснит - я налаживаю движение Сопротивления. И вдруг завуч школы, историк Соломон Абрамович Рабинович поднимает весь зал: «А теперь,- всхлипывая, вещает он, не только не пытаясь скрыть слез, а наоборот, обильно орошая президиум Траурного Митинга, - почтим память нашего дорогого, незабвенного, самого мудрого... (и прочая-прочая-... бла... бла... бла) Вождя пятиминутным молчанием».

И когда все встали да приступили к выполнению этого соломонова решения - пятиминутному молчанию, агрессор окончательно переставил стул к себе. Меня от подобной интифады просто прорвало, и я влепил обидчику смачную оплеуху. Да как назло, в звенящей тишине траурного митинга она прозвучала столь оглушительно, что зал вместо пятиминутного молчания разразился получасовым гомерическим хохотом до судорожных рыданий... По сути, случился общий нервный срыв в массовую истерику, его едва сумели остановить, вдребезги расколотив президиумные графины.

Виновников невиданного оскорбления памяти Вождя – меня и девятиклассника - заперли в кочегарке под суровую опеку мозолерукого кочегара дяди Феди. Этот грозный дядя, член ВКП(б) с 1937 года, свою основную работу по отоплению школы (как профессионал) совмещал (уже как любитель) с педагогической: лупил в кочегарке ослушников, оказывая неоценимую помощь учительскому коллективу в коммунистическом воспитании подрастающей смены. Главное же, доходчиво – через Жопу - внушал учащимся руководящую роль рабочего класса, гегемона советского общества..

Вообще-то дядя Федя больше предпочитал детинам-старшеклассникам (с пробившимися усами да кулаками) учеников младших и средних классов. Но в этот раз готов был распространить свое педагогическое хобби на отъявленных ублюдков, без всего святого за душой – даже Сталина! Правда, увидав полыхающую левую ланиту одного из мерзавцев, передумал - тут вполне можно было и самому схлопотать в дыню, а оказать подобающее сопротивление дядя Федя вряд ли бы сумел из-за нолитой в организм Родименькой по случаю вышеупомянутого траура.

... Мы просидели взаперти до глубокой ночи, дружно уместившись на единственном стуле. Вот так просто всенародное горе людей разделяет, а настоящая личная беда – сближает. В учительской же в это время, при наглухо закрытых дверях, проходил жуткий,- куда там кутузовскому совету в Филях-1812! – педсовет школы. Но с той же вечной отечественной дилеммой - сдавать или не сдавать? Сдать Куда Надо – так привлекут и директора, и педколлектив – кого воспитали! Не сдавать – тогда директора сдадут коллеги-стукачи (потому он запер и всех, чтобы никто не настучал Куда Надо).Директор Васильев

В общем, по предложению мудрого завуча школы Соломона Абрамовича Рабиновича приняли его, как всегда, соломоново решение: меня с обидчиком постановлением партбюро немедля выгнали из комсомола, а приказом директора – из школы. Директора Василия Ивановича Васильева тут же увезла «Скорая» в «Павловку» - знаменитую киевскую дурку.

С одной стороны, он таки лечился, с другой – прятался, как бухгалтер Берлага из «Золотого теленка», от суровой реакции Компетентых Органов с печально известного в Киеве адреса - улицы Владимира Короленко,15 (сегодня уже просто Владимирская).

... Впрочем, все обошлось. Компетентые Органы в тот исторический момент больше заботила собственная, внезапно пошатнувшаяся судьба, а нам с обидчиком дозволили посещать школу на правах вольных слушателей. Но нет худа без добра: мы очутились в коммунизме за целых 27 лет до 1980 года, когда это светлое будущее человечества было построено в СССР - учителя в упор не замечали; домашние задания не проверяли; оценок не ставили; к доске не вызывали; к общественной работе не допускали... А с субботника нагнали как недостойных ленинского Бревна...

Увы, большое счастье долгим не бывает – взбунтовалась школа: «мы тоже хотим ходить, когда хочется; чтобы учителя в упор не замечали; домашние задания не проверяли; оценок не ставили; к доске не вызывали; к общественной работе не допускали... И на фиг субботники! »

Тогда под угрозой бунта поправившийся директор издал новый приказ, где восстановил нас в ученическом праве и по этому праву сразу влепил строгий выговор с занесением в «Личное дело». Торжественного обещания - больше никогда в жизни не драться на траурных митингах в честь свежеусопших вождей - в этот раз не взяли, потому как в то Смутное Время  запутались, какое же слово самое честное: ленинское, сталинское, маленковско-булганинское? («Честное кукурузное!» вошло в обиход позднее, при Генсеке Хрущеве).

... А в феврале 1956 года Хрущев изобличил культ личности Сталина на XX-м Съезде Партии. Я б этом сначала не знал (закрытое письмо съезда разослали только в парторганизации). И очень удивился, когда вдруг вызвал директор и поздравил с восстановлением в дружных рядах ВЛКСМ. Оказывается, моим героическим примером он показал, что в недрах его школы борьба с культом личности всегда велась.

Впрочем, к тому времени я и сам восстановил себя в рядах ВЛКСМ, когда с тренером Добрый-Вечером заполнял документы для приказа Спорткомитета СССР о присвоении мастера спорта по плаванию. Когда в графе "партийность" чуть ни поставил прочерк и пытался объяснить тренеру нечленство в ВЛКСМ, он замахал руками как ветряная мельница: некомсольцу мастерский норматив никогда бы не покорился. И по его наводке вписал "член", а дальше уже всё устаканилось. 

Увы, для моего подельника реабилитация нашего проступка пришла слишком поздно: он уже окончил школу. И вся слава досталась мне. Так, избежав участи последних сталинских жертв, я успел насладиться вместе с Никитой Сергеичем Хрущевым славой одного из первых борцов с культом Кровавого Вождя.

... Наконец, почему вдруг вспомнилась эта давняя история? А просто на траурной сессии в одном американском университете, посвященной памяти Рейгана,  случайно оказался рядом с тем самым бывшим школьником, уже лет 20 профессором этого университета. Поначалу мы друг друга и не признали, но потом, пересмотревшись, одновременно выдохнули пароль: «Сталин!» После чего и в этот раз стать полноценными участниками траурного мероприятия не сложилось. Да вовсе не потому, что оказались на одном стуле – нет, каждый имел уже отдельное кресло (вот оно, американское изобилие!). Но за полвека накопилось столько, что откладывать до конца мероприятия не было никаких сил, и под недоуменными взглядами коллег («Ох, уж эти крейзи русские!») мы вышли вон в ближайшее кафе.

И там уже вволю навспоминались о своем да напоминались усопших – завуча школы Соломона Абрамовича Рабиновича и директора Василия Ивановича Васильева, Вождя Иосифа Виссарионовича Сталина и Президента Рональда Уилсона Рейгана.

© Алик, пассивный участник траурных мероприятий по случаю кончины Сталина и Рейгана