Глава 1. АРИВИДЕРЧИ, ЕВРОПА !

1.1. Мой путь в эмиграцию

«Вся жизнь моя была залогом                                                                                      «Сегодня он играет джаз,
   Свиданья верного с тобой
.»                                                                              а завтра Родину продаст»
А.С.Пушкин. «Евгений Онегин»                                                                                            Комсомольский слоган 50-х


В родном Киеве в 1956 году в строительный институт меня категорически не приняли, грубо срезав на вступительных экзаменах: с моим еврейским счастьем в том году Израиль подговорил Англию и Францию на тройственную агрессию против Египта. Они - нашалили, а отдуваться пришлось мне – даже как негаллахическому еврею (только по папе). В следующем году я поступал уже в славном русском городе Пенза. Там приняли, из чего я заключил, что об агрессивности Израиля пензюки еще не знали. В институте я специализировался на расчётах сложных пространственных конструкций и, вернувшись в Киев с «красным дипломом», с неимоверным трудом пробился в профильный отдел крупного научно-исследовательского и проектного института на должность младшего инженера.

А после краткой стажировки поручили расчет и проектирование нового лыжного трамплина на Центральном стадионе имени Хрущёва (ныне – безымянный Национальный олимпийский стадион). Первая же задача, которую пришлось решать – выбор такого профиля горы разгона, чтобы лыжник улетел как подальше к ебеням. Я вывел уравнение этого профиля. Из него выяснилось, что на дальность полёта влияет каждый килограмм веса и каждые 5 см роста «летающего лыжника». В работе над проектом трамплина я сотрудничал с аспирантом кафедры зимних видов спорта Киевского института физкультуры. Он уговорил закрепить наш приоритет публикацией статьи, и сумел её пристроить в какое-то подзаборное вузовское издание типа «Известия вузов физической культуры», при каком-то пединституте – то ли Новосибирском, то ли Красноярском.

Сие произошло в 1963-64 гг., а зимой 1972 года меня, уже кандидата технических наук вдруг вызвали в Первую часть института. Там уже плющился обезумевший начальник этой части, побледневший зав.патентным бюро, взмыленный директор института, перепуганный главный инженер, а двое молодых крепких незнакомцев с медальным профилем и свинцовым взглядом сунули мне под нос мою публикацию и статью, написанную иероглифами. В статье мне указали на знакомое уравнение и ссылку на мой опус в подзаборнике.

Оказалось, используя выведенное мной уравнение профиля горы разгона, коварный азиат,  профессор Изиро Рабинака (на самом же деле - японский еврей Израиль Рабинович) спроектировал лыжные трамплины в олимпийском Саппоро под японских прыгунов. В итоге родилась сенсация: на малом трамплине олимпийское золото неожиданно выиграл доселе малоизвестный в воздушных лыжных сферах японец Хасая, а на большом – такая же "тёмная лошадка" поляк Фортуна. Поляк, но японской комплекции! Оба свежеиспеченных олимпийских чемпиона, отнюдь не фавориты, выиграли благодаря конструкции трамплинов, получив фору перед фаворитами в 15-20 метров. Таким образом, я оказался крайним в поражения наших и немецких (из ГДР) спортсменов, а миллионы рублей и марок да десятки килограммов допинговых средств и анаболиков ушли впустую.

...Опускаю подробности оргвыводов в отношении обезумевшего начальника первой части, побледневшего зав.патентным бюро, взмыленного директора института, перепуганного главного инженера... С меня же взяли подписку, что впредь больше никогда в жизни не буду выводить антисоветских уравнений. А общественность в лице треугольника (парторг, профорг и администрация) предупредила меня, что встал на скользкий путь измены Родины и, если не поверну обратно, то окажусь в эмиграции.

Увы, по осени считают не только цыплят – на этом мои олимпийские страдания не кончились. И осенью снова вдруг вызвали в Первую часть института. Там уже суетился новый обезумевший начальник этой части, новый побледневший зав.патентным бюро, взмыленный директор института, перепуганный главный инженер, а двое уже других молодых крепких незнакомцев с медальным профилем и свинцовым взглядом сунули мне под нос мои авторские свидетельства и статью из «Правды», в которой изобличались западногерманские реваншисты. Эти мерзавцы построили вантовое покрытие главного олимпийского павильона в Мюнхене, очертив в плане контуры всей Германии. Поглотив, таким образом, первое (и, как оказалось, последнее) на немецкой земле государство рабочих и крестьян – Германскую Демократическую Республику.

Поначалу я недоумевал: какое отношение имею к реваншизму? Я ведь прекратил вывод антисоветских уравнений! А оказалось, в конструкциях павильона немецкий зодчий Отто Фрей воспользовался моими изобретениями. Т.е., в этот раз я оказался споспешником реваншистов. (Господи! А если б они еще знали, что он приглашал меня к себе на работу! – мотать бы мне срок или еще чего б хуже пришили – измену Родине!).

Опускаю подробности оргвыводов в отношении обезумевшего начальника первой части, побледневшего зав.патентным бюро, взмыленного директора института, перепуганного главного инженера... С меня же взяли подписку, что я больше никогда в жизни не буду изобретать антисоветские конструкции. А общественность в лице треугольника (парторг, профорг и администрация) предупредила, что я так и не сошёл со скользкого пути измены Родине и, если не поверну обратно, то уж точно моё место - в эмиграции.

Выполняя обещания, я прекратил вывод антисоветских уравнений и изобретение антисоветских конструкций. Но, увы, допустил грубый ляп, признанный антисоветским выпадом, в «Литературной газете», где частенько публиковался в «Рогах и копытах» клуба «12 стульев» - напечатал такой скромный «рог»:

Новости археологии
Младший научный сотрудник Зуськин откопал в древнескифском могильнике пачку от папирос «Беломорканал». Есть еще один кандидат наук!

Б-же! Как посыпались в «Литературку» письма возмущенных археологов! Но апофеозом истерии стало официальное письмо академика-секретаря отделения истории и археологии АН СССР. Отпечатанное на александрийской бумаге – явно из древнеегипетского раскопа, да на походной машинке Александра Македонского. Дескать, история без археологии – говно, а не наука, а народ без истории – говно, а не народ. И именно археологи нашли скифскую пектораль в степях Украины, панталоны Иннессы Арманд, закопанные под Кремлевской стеной Великим Конспиратором В. Ульяновым от товарища по партии Н.Крупской... И одних только мамонтов откопали больше, чем сейчас слонов в Индии и Африке, вместе взятых, убедительно доказав миру: СССР - таки родина всех слонов, ведущих родословную от нашенских мамонтов... А вот автор опошлил ... унизил .. обгадил... явно по заданию наших идеологических врагов... этому отщепенцу не место промежду нас!

В общем, опять вызвали в Первую часть института. Где уже суетился новый обезумевший начальник этой части, новый побледневший зав. патентным бюро, взмыленный директор института, перепуганный главный инженер, и двое молодых крепких незнакомцев с медальным профилем и свинцовым взглядом сунули мне под нос мои опусы из «Литературки» и отношение за подписью главного редактора «Литературки» евреякоммунистаГерояСоцтрудаЛауреатаЛенинскойпремии А.Чаковского. С приложением копии письма академика-секретаря отделения истории и археологии АН СССР. Отпечатанного на александрийской бумаге – явно из древнеегипетского раскопа, да на походной машинке Александра Македонского. Дескать, история без археологии – говно, а не наука, а народ без истории – говно, а не народ. И именно археологи нашли скифскую пектораль в степях Украины, панталоны Иннессы Арманд, закопанные под Кремлевской стеной Великим Конспиратором В. Ульяновым от товарища по партии Н.Крупской... И одних только мамонтов откопали больше, чем сейчас слонов в Индии и Африке, вместе взятых...А автор опошлил ... унизил .. обгадил... явно по заданию наших идеологических врагов... этому отщепенцу не место промежду нас!

... И снова опускаю подробности оргвыводов в отношении обезумевшего начальника первой части, побледневшего зав.патентным бюро, взмыленного директора института, перепуганного главного инженера... Мне припомнили и другие литературные публикации, явно отвлекавшие трудящихся от строительства Светлого Будущего. И взяли подписку, что впредь больше никогда в жизни не буду придумывать и публиковать литературные произведения. А общественность в лице треугольника (парторг, профорг и администрация) строжайше предупредила, что я так и не сошел со скользкого пути измены Родине и если не поверну обратно, то уж точно мое место - в эмиграции. И предупредила в последний раз!

... И точно - в последний: вскоре ленинская партия сотворила над собой сеппуку (харакири) самурайским мечом ГКЧП, сделавшись партией нового типа – Зюганова (тот ещё тип!). Но «треугольников» не стало. Не стало и СССР – я очутился в Незалежной Украине. Правопреемнице СССР. При власти - те же коммунисты-ленинцы, но перекрасившиеся в национал-демократов, срочно поверивших в Бога.

И все мои уравнения, изобретения, научные достижения, литературное творчество – все оказалось по преемственности антиукраинским. А укронацисты с врагами нэзалежности не шутят – могут, как журналисту Гонгадзе, и бОшку оторвать! Так жизнь ещё раз подтвердила правоту ленинизма марксизма: я оказался в предсказанной коммунистами эмиграции.

А вот здесь, в истинной демократии и свободе, мои уравнения, изобретения, научные достижения, литературное творчество – всё это уже перестанет быть антисоветским, антиукраинским... Все станет просто никаким – никого это больше не заинтересует.

It’s only my problem. I should keep all of that behind. I must make money right now. (Это только моя проблема. Я должен всё оставить и делать деньги. Немедленно.)

1.2. Прощание славянки

О том, как вырвался из Киева, преодолев яростное сопротивление важных для государства органов – ОВИРа (Отдел Виз И Разрешений), СБУ (Служба Безопасности Украины) и еще одной важной для меня приватной особы (Леной звать), когда-нибудь напишу... Пока лишь немного статистики: вожделенную украинскую выездную визу я получал 3 года 7 месяцев 9 дней и 8 часов - начал оформлять в 10 часов 5 июля 1997 года, а получил в 18 часов 14 февраля 2001 года, за 32 часа до истечения срока въезда в США. В исторический (для меня, а, может и упомянутых США) момент - 24 часа 15 февраля 2001 года (по нью-йоркскому времени)... И за эти часы мне надо было добраться до МОМа - Московского отдела миграции, чтобы по украинскому паспорту с выездной визой и авиабилету получить пакет уже с американской въездной визой. И уже с этим пакетом поспеть к 16-00 на последний рейс из Москвы на Париж, а оттуда – в Лос-Анжелес. Только этим рейсом я успевал пересечь границу Америки до истечения срока въезда!

В получение украинской визы я уже почти не верил. И к отъезду толком не готовился. Потому, наскоро собрав самое дорогое, уехал ближайшим поездом в бывшую столицу бывшей родины – Москву. В самое дорогое вошли дискеты с рукописями, несколько пачек опубликованных книг, фамильные ценности и картина, подаренная мне автором - племянницей Юлей, а также тяжеленная фарфоровая почти полуметровая фигура запорожского козака (тоже авторская работа, но уже маститого мэтра, народного художника Украины И.С.), вручённая на юбилей от имени Спiлки письменникiв Украины с ехидным посвящением: «Видатному еврейсько-росiйському письменнику Алiку Кiмри».

... В Киеве меня провожали только самые близкие. Без слёз – во-первых, не были уверены, что уеду, во-вторых, спасибо ленинской Партии, что она развалилась, теперь эмиграция не как прежде – прощание навеки. А от государства, выжившего меня, но долго не выпускавшего якобы как «национальное достояние», марш «Прощание славянки» не прозвучал. Да и «национальным достоянием» сделался по вине американской стороны: моя виза называлась как для "выдающегося учёного". Ничего личного, таковым себя вовсе не считаю, но формально так квалифицирована виза. А раз уж американцы "сочли" выдающимся учёным, каклы безоговорочно поверили, сразу я стал им дорог и в меня вцепились "тащить и не пущать". Хотя я им, как ещё тысяч 70 ведущих учёных, оказался на фиг не нужен Неньке. Ну, не съесть меня, так, понадкусывать.

1.3. Таможня даёт "Добро!"

Первые весьма острые ощущения (после киевского прорыва) испытал уже по дороге в Москву, когда поезд приступил к опозданию, сокращая до минимума мое время до МОМа, аэропорта Шереметьева и США. Конечно, не будь у меня такого цейтнота, я бы этому опозданию порадовался и насладился настоящим европейским комфортом. Европейским комфортом в фирменном поезде № 1 Киев-Москва.

В прежние времена я довольно часто «катался» в Белокаменную этим поездом, но в этот, может быть, последний раз, я был поражен чистым и, что особенно удивило - сухим!- бельём, обилием вкусной еды и напитков на столах, уютом, современным дизайном вагонов, сервисом проводников. В общем, еврокомфорт. И останавливаюсь на нём, поскольку в этом, как мне показалось, отразилась геополитика Украины: мечтает о Европе, декларирует европейско-атлантический выбор, а реально связана и прогибается перед матушкой Россией. Потому поезд – уже европейский. Но ходит – в Москву, да еще под самым первым номером.

Так что опоздание поезда меня, с одной стороны, не раздражало, но, с другой, могло оказаться фатальным. И когда я появился в Москве, до рейса авиакомпании «Эйр Франс» на Париж осталось всего 4 часа. К тому же российская столица встретила меня, хохла еврейского разлива, сильным снегопадом. Все дороги завалило, сплошные автомобильные пробки, и в них застряли мои встречающие. Я потерял 40 минут на ожидание, потом взял частника и погнал в МОМ. Увы, мы застряли в очередной пробке, пришлось полтора километра бежать к МОМу по глубокому снегу . Пережил при этом всю гамму чувств мексиканца, который канает в Америку через границу (есть у них такая фича – нелегально перебегать границу, а у рейнджеров – их отлавливать или отстреливать!) И уже с иммиграционным пакетом едва успел к своему рейсу в аэропорт Шереметьево, где творческая часть моего багажа понесла значительный урон.

Во-первых, не пропустили все пачки моих книг, объявив их коммерческим грузом. Мои объяснения и доказательства, что я – автор, никого не убедили, а, наоборот, вооружили неотразимым аргументом: значит, везёте много экземпляров никак не для личного чтения, а явно на продажу. И заломили пошлину, которую я бы не сумел оплатить (не было ни денег, ни времени). Во-вторых, не пропустили и Юлину картину, начхав на справку-разрешение к вывозу украинского министерства культуры с его авторитетным заключением, что эта картина никакой художественной ценности не представляет.

Увы, российский таможенный искусствовед-в-штатском усмотрела в этом абстрактном полотне современный шедевр, и если б не дарственная надпись, меня бы вообще задержали при попытке вывезти за пределы территории России национальное достояние братской Украины (видать, у них какое-то братское соглашение о борьбе с братской контрабандой). А так задержали только картину, я отдал её подоспевшему на проводы родственнику, Юлину же двоюродному брату. Вместе с моими книгами.

Что касается самой экспертной оценки Юлиной картины просвещенного искусствоведа-в-штатском – отдам ей должное: она абсолютно права! Права и в том, что не проявила никакого профессионального интереса к сопровождавшему меня запорожскому козаку резца народного художника Украины И.С., несмотря на отсутствие разрешения к вывозу украинского министерства культуры. Что ж, ширпотреб - он и есть ширпотреб, даже если вручен на юбилей от имени Спілки письменників Украины с ехидным посвящением: «Видатному єврейсько-російському письменнику Аліку Кімри». Права и с моими книгами – я-таки вез их на продажу, и уже договорился с покупателями.

Таким образом, российская таможня всё расставила по своим местам: Юлина картина – мировой шедевр, моё литературное творчество – коммерческий груз, а скульптура запорожского козака резца народного художника Украины И.С. – ширпотреб (потому и не назвал его имя – обидится на меня, хотя оценку дала таможня). Я же уразумел – искусству ни к чему весь этот институт художественной критики, экспертных оценок, кинофестивалей и прочей культуртрегерской суеты, правда, приятной в смысле фуршетов, тусовки и старлеток. Вместо всего этого шухера, господа хорошие, свезите всё на таможню в Шереметьево, и там простой себе искусствовед в штатском точно  расставит всё по своим местам и определит, кому какая Ника, какой Оскар и прочие пряники.

Да ещё слава Богу - в России не понимают, что такое интеллектуальный потенциал, руководствуясь ещё гениальной ленинской оценкой интеллигенции: "Не мозг, в говно нации". А то бы заставили платить пошлину тысяч в четыреста зелёных, ибо это моя главная ценность стоит примерно миллион долларов (совершенно серьёзно – в такую сумму оценили его американские партнеры по одному проекту, где в качестве моего «депозита» и фигурировала означенная субстанция). Как экономист и системный аналитик, чисто объективно я оцениваю себя и повыше, но, ещё раз, спасибо российской таможне за милое неведение в этом вопросе, а то бы с меня сначала потребовали бы упомянутую пошлину, а затем, когда бы не заплатил, вышибли мозги: лучше пусть они вытекут из бОшки, нежели в ней утекут за рубеж.

Таким образом, таможня дала добро (провезти). А культурные ценности задержала. Может, Она и права: в Америке ценности материальные куда нужнее культурных.

1.4.Пересадка в Париже

Пересадка в Париже для меня была не просто рутинным транспортным актом гражданского состояния, а ритуальным, знаковым событием, которого вожделел много лет. Я предвкушал второе свидание с этим городом, выяснив заранее, сколько времени смогу провести там при транзите в США, даже распланировал это время по маршрутам. По-видимому, мне запал в подсознание, т.е. в душу, старый анекдот про еврея, который эмигрировал то в США, то возвращался обратно – и так несколько раз, пока его не принудили к признанию: «И там дрек («дерьмо» – идиш), и тут дрек... А вот пересадка в Париже!"

Увы, человек – предполагает, а чиновники – располагают, и на всю пересадку мне оказалось отпущено Б-гом, украинским ОВИРОМ да Вашингтонским процессинговым центром иммиграции всего пару часов, а диспетчерскими службами парижского аэропорта Орли – и того меньше...

В Париж летел «Боингом» «Эйр-Франс» на 300 человеков. Сервис – обед как в фешенебельном ресторане. Среди пассажиров была парочка опытных русских. Они разъяснили, где в аэропорту «Орли» можно дешёво купить хорошую французскую косметику - одарить хотя бы прекрасную половину американских родственников. Но когда прилетел, стало не до косметики: мой борт рейса Париж - Лос-Анжелес стартовал через полчаса, а пассажирский автобус в мой терминал только ушел, и пришлось бежать к этому терминалу собачьей рысью, в длинном светложёлтом кожаном пальто комиссарско-гестаповского фасона, с ручной кладью да тяжеленной фарфоровой полуметровой фигурой запорожского козака, врученной на юбилей от Спiлки письменникiв Украины с ехидным посвящением: «Видатному єврейсько-російскому письменнику Аліку Кімри».

Эх, будь козак живой, да конный – мы бы лихо проскакали хоть по всему Парижу, напомнив забывчивым лягушатникам далекий 1814 год, когда по Елисейским полям прогарцевали казаки атамана Платова. А так мне пришлось бежать в совершенно пустом аэропорту, два с половиной км, вокруг – ни души, ни машины! Ни хотя бы какой надписи, хоть на французском, чтобы я убедился - бегу в верном направлении! Зато запомнилось навсегда, как второй раз после заснеженной Москвы пришлось пережить всю гамму чувств мексиканца, бегущего в Америку через границу! Да и этот ночной забег в неизвестность...